Хьяльгриду грубо растолкали, пихнули ей в руки миску с разваренной богомерзкой перловкой — остальное, очевидно, успели сожрать раньше. Спросонья она и не поняла, что произошло, неосознанно слопала отвратительную пересоленную кашу, протерла глаза и бухнулась обратно на хлипенькую подушку, словно ее никто и не будил.
Никто, а точнее, некто сообразил, что так оно и будет, унес опустошенную миску и распихал уснувшую женщину еще раз. Хьяльгрида глухо зарычала в подушку, но все же выползла на свет божий, проклиная все на свете.
На палубе «Звезды Фердока», старого, но крепкого и надежного торгового судна, было подозрительно тихо и безлюдно, только щуплый юнга заколачивал что-то здоровенным деревянным молотом. Грохот стоял страшный. Хьяльгрида и пяти минут не простояла на палубе, а голова у нее уже раскалывалась так, словно это она вчера составила компанию старине Питу в распитии бочки фердокского светлого.
Зря ведь отказалась, кстати…
Хьяльга еще немного помоталась по палубе, достала свое заныканное почти по всем бочкам и ящикам барахлишко, мысленно обматерила и прокляла юнгу вместе с его дурацким молотком и, плавно — ну, так плавно, как могла — покачивая бедрами, прошествовала к трапу.
У трапа стоял капитан Альбасс, руководитель этого балагана, упитанный старичок с синяками под глазами и здоровенной бородавкой на носу. Капитан стоял, подбоченившись, и наблюдал за работой нерасторопного юнги, периодически отпуская ему не самые лестные комментарии.
Искренне надеясь, что старикан засмотрелся на то, как талантливо юнга долбит своей проклятущей колотушкой, Хьяльгрида включила все свое — уж сколько было — бабское обаяние и величаво прошествовала вниз.
Надежды не оправдались.
Да что ж за утро-то такое?!
— Привествую на берегу, юная леди, — доброжелатьно улыбнулся капитан.
Хьяльга изумленно выпучилась. На леди она была похожа так же, как Альбасс на эльфийку, а юной — в ее-то тридцать три! — ее можно было назвать с весьма ощутимой натяжкой. Правда, капитану она, поди, в правнучки годилась, так что для него — вполне вероятно — была очень даже юной.
А леди…
Ну, это уже дело вкуса.
Которого у капитана, судя по всему, никогда не было в избытке.
— Это последний привал, завтра будем уже в Надорете, — невозмутимо продолжал старик. — Кстати…
Привалы Хьяльгриде были до одного места. До того самого, которым она протирала табуреты в занюханных пивных. Она-то распрекрасно и днем, во время плавания отоспалась.
— …Я вспомнил о твоем обещании помогать нам в этом путешествии. На твое счастье, работы для тебя нашлось не много… Но сейчас лишние руки, пожалуй, не помешают.
Хьяльгрида проворчала что-то невразумительное, что можно было трактовать и как «Да», и как «Нет».
Ну да, у нее не было денег, чтобы заплатить какому-нибудь капитану транспортного судна, дабы ее вывезли из Фердока, а уехать хотелось уже давно и очень сильно. За женскую привлекательность — увы, весьма сомнительную — ее никто на борт брать не желал, а те, кто узнавал не самые приятные страницы ее биографии — про папеньку-пирата, например — шарахались от нее, как от чумной. Вот и пришлось договориться с торговым суденышком, что возьмут ее под честное слово и за доброе дело.
— Помоги старине Питу разбить лагерь. Я хочу отплыть завтра на рассвете. Наши важные пассажиры очень спешат.
Важные пассажиры — три, вроде как, торговца — тоже плыли на «Звезде Фердока». Они почему-то решили, что это судно прибудет в Надорет быстрее прочих, и хорошо заплатили за то, чтобы на нем оказаться. Поэтому все и носились с ними теперь, как с писаными торбами.
Хьяльгрида сплюнула и, мрачно нахмурившись, прошествовала к старине Питу, отчитывавшему за что-то Яну, молоденькую девочку-матроса, прибившуюся к «Звезде Фердока» много лет назад.
Яна была худенькая и юркая, проворная и ушлая. Хьяльгрида, наверное, тоже могла бы быть такой, если бы ее воспитывал не отец с мускулами вместо мозгов и шилом в заднице, а покойная маменька, погибшая при родах. Хьяльга вообще смотрела на Яну и видела в ней себя, но еще зеленую и наивную, не растратившую веру в людей и добро, не успевшую пресытиться приключениями и передрягами, в которые ее то и дело макала жизнь.
Яна не была прямо-таки вот красавицей: вряд ли у красавиц бывают такие грубые и топорные черты лица, жиденькие и спутанные темные волосы, мальчишеская фигура, здоровенные стопы. Но и страшной она не была. Могла бы быть краше, если бы следила за собой больше, но ей это было и не нужно: и ее обошло стороной женское влияние, а главным образцом для подражания долгие годы был никто иной, как старина Пит, который бы и по праздникам не заморачивался личной гигиеной, если бы его насильственно не пихали в бочку с водой.
Старина Пит был похож на портовую пьянь. Этакий лысеющий престарелый увалень с кривыми зубенками и пивным брюхом. Пил, зараза, как не в себя, был сварлив и скуп, скандален и истеричен как баба, но считался душой компании всея «Звезды Фердока»: очень уж хорошо, собака, рассказывал байки и истории.
Пит, как и всегда, увлекся руганью и не заметил, что к нему подошли. Хьяльге пришлось от души тряхнуть его за плечо, дабы на нее обратили внимание.
— Кто? Что? А… Ты с нашего корабля. И тебя зовут… э-эм…
Нда… Она определенно зря не пошла вчера пить. Видимо в бочке было что-то покрепче пива, раз уж старина Пит не помнил имя своей главной головной боли в этой поездке…
— Хьяльгрида, — услужливо подсказала она. — Хьяльгрида Свинцовый Кулак. Можешь не представляться, тебя я помню.
— Часом, не дочь того Свинцового Кулака, который пиратствует на востоке? Нам твоих дружков не надо ждать ночью, э?
Что-то уж очень забористое было в той вчерашней бочке…
— Я ж уже объясняла… — устало вздохнула Хьяльгрида. — Это не мои дружки, а папашины, а с ним у меня общих дел нет. И довольно давно.
— Ах да, точно! Это ж у тебя не было денег, и капитан тебя нанял на время пути! Прости, и как это я мог это забыть…
— Нда, капитан был добр ко мне, — саркастически улыбнувшись, ответила Хьяльга.
Пит остался недоволен ответом. Впрочем, на то он и Пит, чтобы быть недовольным. Даже если бы Хьяльгрида сказала, что ей перспектива горбатиться ее нисколечко не радовала, Пит бы все равно отчитал ее.
— Добр? Хмф… Ну, если каторга тебе по душе… охотно уступлю тебе и свою работу, — пробубнил он, с удовольствием отмечая, как разевается от недовольства рот Хьяльги. — Хотя нет. Кто знает, что ты можешь натворить… Помнится, в порту Фердока кое-кто спустил все деньги на ставки, вместо того чтобы купить трутовик!
— Неправда! — горячо возразила Яна. — Вообще-то деньги у меня украли, и я так испугалась, что забыла купить трутовик. Правда!
Хьяльгрида отвернулась, дабы не заржать: зная этих двоих хотя бы сутки, можно было с уверенностью говорить, что привирают они оба. Хьяльгрида точно знала, что деньги на ставки — не все, разумеется — Яна потратила: она ставила на нее, а потом грызла ногти до самого конца боя. И выиграла, само собой, и честно ушла куда-то по своим делам. По каким — никому не известно. Возможно, как раз за трутовиком. И, возможно, ее в самом деле подкараулил и ограбил какой-то завистник.
— Лично у меня трутовика нет, — честно сказала Хьяльга, надеясь прекратить этот спор.
— Ну, — задумался старина Пит, — тогда кое-кто сейчас пойдет и найдет сухой трутовик на этом острове, а ты пойдешь с ней. На всякий случай, — сказал он и, наклонившись к уху Хьяльгриды, прошипел. — Верни мне девочку целой и невредимой, ясно? Иначе будешь иметь дело со мной. Она и так уже вынесла достаточно.
— Отлично, — заулыбалась Яна. — Расскажешь мне потом, что он тебе нашептал. Пойдем!
— Только попробуй! — прикрикнул на Хьяльгриду Пит, — А ты, Яна, не канителься там. Работы невпроворот.
Яна отвернулась и захихикала. Пит проворчал что-то, махнул рукой и побрел куда-то в сторону неразложенных лежаков.
— Ну давай, — чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, сказала Яна, — скажи мне, что он тебе нашептал?
— Он просил передать от него пламенный привет Речному Старцу, если мы вдруг встретим его, — не моргнув глазом, соврала Хьяльга, вспомнив самую любимую и бородатую байку суеверного Пита.
Яне такой ответ очень понравился:
— Да уж, с тобой не соскучишься! — рассмеялась она.
***
— Пит не всегда такой… правда! Хотя нет, вообще-то всегда… Но, думаю, он не со зла, — жизнерадостно вещала девочка-матрос.
Хьяльгрида и Яна прочесали уже пол-острова, трутовик так и не нашли, а от беспрестанной болтовни милой девочки Яны у Хьяльги уже уши сворачивались в трубочку. Очень хотелось тишины и покоя, которые ей в ближайшие сутки не светили.
Наконец, рядом с тропинкой, по которой они шли, показался какой-то пень, поросший мхом и боги знают, чем еще. Трутовик на нем, кажется, тоже был. Яна обрадовалась и шустро добралась до старого пня, вооруженная своей ковырялкой-скребком.
— О не-е-е-ет! — проныла девочка. Хьяльгрида испугалась за целостность ее, и как следствие, своей шкуры и поспешила к расстроенной Яне. — Этот трутовик, — недовольно заявила она, — сырой и гадкий, как щи из кошской капусты! — Хьяльгрида, знакомая со вкусом названного блюда, брезгливо поморщилась. — Похоже, на остров снизошло благословение Эфферда. Вряд ли мы найдем здесь сухой трутовик. А знаешь, что? — заговорщески подмигнула Яна. — Раз уж мы тут, можем обследовать развалины башни, — девочка махнула рукой в сторону полуразрушенного кособокого сооружения, стоявшего неподалеку. — Там внутри должно быть сухо.
Хьяльгрида мысленно взвыла. Видят Боги, ей очень хотелось сказать, что пропади он пропадом, этот трутовик, вместе с этой башней, уж в состоянии они были одну ночку пережить без костра, ну, или насобирать хвороста. Лезть в какую-то там сомнительную башню очень не хотелось: там поди уже давно завелась какая-нибудь хищная и зубастая живность, которую надо будет гонять, там почти наверняка пообрушился к бороновой матери спуск, и вообще все должно было быть плохо. Останавливало Хьяльгу только то, что Яна в любом случае полезет в — да будь она неладна! — башню, а если с девочкой что-то случится — а оно случится, если в башню она попрется одна — то голову за это откусят Хьяльгриде.
— Рондра с тобой, золотая рыбка, — проворчала пиратка. — Пошли в эту твою башню.
— Так ты любишь приключения? — радостно заверещала Яна. — Я тоже! То есть, я люблю слушать истории о них. Пойдем!
Хьяльгрида молча плелась за переполненной энтузиазмом девчонкой и мрачно обдумывала тот факт, что это не она так уж любила приключения, даже скорее наоборот, а приключения очень уж любили ее, и что этих гадских приключений на ее, Хьяльгридин, век уже выпало более чем предостаточно, и что пора бы было с ними, уже наконец, завязывать.
***
В башне было темно и сыро, вопреки всем Яниным прогнозам, а внизу, под башней, куда можно было спуститься по крутой — даже для Хьяльгриды, женщины высокой — полуразрушенной лестнице, вдобавок ко всем бедам так пахло затхлостью и пылью, что хотелось чихнуть.
Яна попритихла и стушевалась. Весь ее энтузиазм вдруг куда-то делся.
— Вообще-то не уверена, что нам стоит туда соваться… — тихо сказала девочка, стыдливо опустив взгляд. — Там огромная пещера, а в историях Пита живым из пещеры всегда выбирался только один…
— Не боись, — мягко сказала Хьяльгрида, опустив Яне руку на плечо. — Со мной не пропадешь.
Хьяльге невесело подумалось, что как раз с ней-то пропасть проще простого, но наивная морячка развесила уши и повелась на ласковые слова. Нда… Исправлять надо ситуацию.
— Хотя, конечно, если ты хочешь, я туда могу пойти и сама. А ты постоишь и подождешь меня тут, — попыталась исправить сказанное Хьяльгрида, кривенько улыбнувшись.
— Остаться тут одной?! — выпучилась Яна. — Не-е-ет! Уж лучше я пойду с тобой. Не потому что мне страшно, ты не подумай. Просто стоять тут одной будет скучно! Ну, давай, веди меня!
Хьяльгрида, рисуясь, повела плечами и гордо зашагала в сторону пещеры, в которой нашлось несколько стареньких и трухлявых ящиков и бочек со всяким хламом. В смысле, это Яна обозвала эти бесценные сокровища хламом, Хьяльга-то собиралась их насобирать побольше и сбыть подороже какому-нибудь проходимцу в Надорете. В процессе расхищения пещеры приключенки нарвались на стайку летучих мышей-кровопийц. Пришлось поиздеваться над бедными животными — Яна испугалась. А ведь хорошие были зверюшки… Помимо старых и трухлявых ящиков в пещере, под одним из деревьев, нашелся и ящик довольно крепкий, ладненький, добротный. Хьяльгрида, особо не задумываясь, уже полезла в него своими загребущими руками, но Яна попыталась ее остановить:
— Не трогай! По-моему, это святыня Речного Старца, а Пит все время твердит, что хороший матрос не должен вызывать гнев Речного Старца! Правда!
Ключевое слово — «попыталась». Но когда это пирата, одержимого жаждой наживы, останавливали суеверия наивной девочки? Вот то-то же.
В «святыне» ничего особо ценного не оказалось, так, какая-то мелочевка. В трухлявых бочках изредка и поценней барахлишко попадалось. Но Хьяльгриду это не остановило: мелочей много не бывает, это вам любой торгаш подтвердит.
— Что это там такое? — испуганно спросила Яна, указывая пальцем на что-то, поднимающееся из-под воды.
— Плеск, — пожала плечами Хьяльгрида.
— Оно выходит на берег!
— Ну его.
— Оно идет к нам!
Хьяльгрида устало вздохнула и зашвырнула свой боевой топор на звук. На мелководье что-то издало невнятный, похожий на хрип, всхлип и рык одновременно звук и упало, расплескав вокруг себя мутную воду.
— Это все, — недовольно запричитала Яна, — из-за того, что ты не послушалась! Когда-нибудь твоя жадность погубит тебя!
— Это была обыкновенная тролле-жаба. С ней бы и ребенок справился…
Яна хмурилась и молчала. Дальше по подбашенной пещере они ходили молча, пока не наткнулись на поломанную и развалившуюся старую лодку, поросшую трутовиком.
— Наконец-то! Сухой трутовик! Давай отнесем его Питу. Вообще-то уже не терпится погреться у костра, — призналась Яна, доставая из сапога свою ковырялку.
***
От противоестественно-яркого солнца — вот не лень же ему весь день светить! — глазам, привыкшим к пещерно-башенному полумраку, было больно. Промаргиваясь, Хьяльгрида было неспешно пошла к лагерю, но почувствовала, что кто-то дернул ее за рукав:
— Подожди-ка, — позвала ее Яна. — Я хочу кое о чем тебя спросить. На корабле спокойно не поговоришь. Что ты думаешь о наших попутчиках?
— Знаешь что-нибудь о тех трех пассажирах?
— А ты что-нибудь знаешь? Непременно расскажи мне все! Я уже пыталась кое-что вытянуть из того симпатичного брюнетика…
«Симпатичный брюнетик» на вкус Хьяльги был самым подозрительным и изворотливым типом из всех трех. Вот уж у кого даже и пытаться что-нибудь спрашивать не стоило…
— Но гном и тот огромный блондин меня тут же прогнали, — продолжая, наябедничала Яна. — Они вечно шушукаются и сплетничают, как кучка старых дев! Забавно наблюдать за ними, правда?
— Пожалуй, — задумавшись, кивнула Хьяльга. Кажется, заняться этими тремя пассажирами имело смысл.
— Да уж! Они все время о чем-то спорят, но при этом никто не понимает о чем. Может, они замышляют что-то коварное или выполняют секретное поручение императора? Ладно, что-то мы заболтались. Эй, кто придет к Питу последним, будет разводить костер!
Страшно подумать, что Хьяльгрида повелась на эту дурацкую провокацию, как маленькая девочка. Правда, надо признаться, это было… весело.
В лагерь они прибежали одновременно, а неначатый спор о том, кому же возиться с костром, решился сам собой: старина Пит заявил, что такое важное и ответственное дело никому поручать нельзя и схватился за кремень.
В лагере их давно ждали.
— Хорошо, что вы с Яной вернулись живы-здоровы, — поприветсвовал их капитан. — Мы немного беспокоились. Особенно Пит.
— Что значит: «беспокоились»? — проворчал старик. — Я все еще беспокоюсь! Трясоножка Карл мне сказал, что может на реке произойти!
Яна и Хьяльгрида переглянулись и вздохнули.
— Яна, — попросил капитан, — помоги Питу с костром, а ты, Хьяльгрида, передай нашим попутчикам, вон там, что лагерь готов. И не приставай к ним с лишними разговорами, ясно?
Хьяльга кивнула и поспешила к торговцам.
***
— Твоя правда, Ардо, — заявил гном, обращаясь к высокому и статному богато одетому блондину с шикарными усами. — Что-то тут нечисто. Думаю, в Надорете мы сможем что-нибудь выяснить.
— Если только вы мне дадите там спокойно сделать свое дело! — недовольно заявил рослый и жилистый привлекательный брюнет в зеленом. — А то вы прицепились ко мне, как дурной запашок! Да с вами сам Фекс потеряет сноровку!
«Вот оно, значит, что, голубчик», — мстительно подумала Хьяльгрида, — «Фекс, говоришь… Это ж, ты получается, у нас воришка!»
— Э-э-эм… Прекрасная погода, да, судари? — поинтересовался тот, кого назвали Ардо.
Заметил, гад.
— Э-э-э? Чего? — переспросил гном.
— Да, погода в самый раз для путешествий, — подыграл Ардо вор.
— А… Да. Чудесная, ага, — опомнился гном.
— Простите, но у нас важный разговор, — сказал Хьяльгриде Ардо, когда она подошла к ним совсем близко.
— Капитан просил передать, что лагерь готов.
— Благодарю за это радостное известие, — любезно улыбаясь проговорил вор. — Небольшой отдых мы заслужили.
— Тут я с тобой согласен парень, — встрял гном. — Я буду спать как убитый после этой проклятой качки.
— Спать вы пока не пойдете! — сурово заявил Ардо. — Может быть, вы, лентяи, уже подумали, как решить нашу проблему?
— Э-э-э…
— Хм-м…
— Будьте добры сообщить капитану, — попросил Ардо, — что мы должны еще кое-что обсудить. Так что, покорнейше просим некоторое время нас не беспокоить. Вам, прекрасная воительница, все понятно?
Хьяльгрида прикрякнула. Ибо так откровенно и нахально ей еще ни одна собака не льстила: назвать ее прекрасной было ну совсем нельзя.
Привлекательной — можно. Но с натяжкой. И при условии, что вас в самом деле привлекают коренастые страхолюдные бабищи с грубыми и крупными чертами лица, нечесаными, повыгоревшими на солнце патлами и фигурой, которая может котироваться как идеальная разве что у гномов: задок с передком, широченные мужицкие плечи, здоровенные икры и монументальные угловатые бедра. Талия в обхвате с хорошую бочку. Словом, гордиться особенно нечем.
Хьяльгрида оторопело кивнула и побрела к лагерю.
***
— Эти трое должны кое-что обсудить перед сном, — отрапортовала Хьяльгрида.
— Это их дело, не так ли? — заметил Альбасс. — В любом случае, благодарю за помощь в обустройстве лагеря. Пит приготовил тебе подстилку, ту, что с желтым одеялом у костра. Желаю хорошо выспаться.
Хьяльгрида благодарно кивнула и поспешила занырнуть под приготовленное одеяло. Странное дело… Проспала полдня, а теперь опять хочется…
Яна уже мирно посапывала, завернувшись по-гусеничному, в одеяльный кокон, а ведь очень просила Хьяльгриду не ложиться без нее, чтобы поболтать перед сном. Дурочка…
Пит копошился у костра, рассказывал какие-то свои байки утреннему юнге с колотушкой.
Хьяльгрида лениво стряхнула сапоги и улеглась на своей подстилке. Надо было кое-что обдумать, но почему-то сил на это не было никаких. Убаюканная рассказом старины Пита и по-домашнему уютным треском костра, разморенная теплом Хьяльгрида вскоре уснула.
***
Кто-то тряс ее за плечо.
Хьяльгрида встрепенулась и проморгалась. Прямо над ней нависло перепуганное лицо капитана Альбасса.
— Вставай! На нас напали пираты!
«Не смешно…» — подумала Хьяльгрида, но услышав звон удара одного меча о другой, вскочила как укушенная, путаясь в одеяле.
Она была уверена, что в этой подлянке потом обвинят ее — это все ее поганая биография, папенькино наследие…
Сапоги надевать было некогда: на Хьяльгриду уже летели, два до зубов вообруженных пирата, что б им лопнуть. Отбиваясь, Хьяльга невольно отметила, что никого из напавших она не знала. Фу-у-ух. Значит, в подлянке ее потом обвинят не за дело, а только за биографию… И то неплохо. Было бы гораздо хуже, если бы выяснилось, что это в самом деле за ней.
Со своими двумя Хьяльга разобралась быстро и решила помочь капитану, на которого перло сразу три головореза.
— Осторожно! Сзади! — крикнул ей кто-то из трех «торговцев».
Хьяльгрида обернулась.
Она успела увидеть только то, как какой-то здоровяк с юнгиной колотушкой замахнулся на нее.
А потом мир погрузился во тьму…