Рупрехт Герлинг закрыл лавку и прошел в дом. Куда подевался упрямый мальчишка? Последние часа два, пришлось в одиночку обслуживать покупателей. Хорошо, хоть весь нужный товар лежал на полках, а возникни надобность сходить за ним в кладовую, не на кого было бы лавку оставить, пришлось бы зарываться и извиняться перед покупателями. И что это с сыном творится? Как подменили его. В лавке перестал помогать. Пропадает где-то подолгу, на вопросы не отвечает, буркнет что-нибудь в ответ и бежит к себе. И не достучаться до него. Наглухо закрылся сын и непонятно в какой момент это произошло, из-за чего между ними пролегла стена. Что-то он упустил. Знать бы что именно.
«Двенадцать лет ему всего, а ты уже не справляешься, — упрекнул себя мысленно Рупрехт, — а что будет, когда он подрастет? Уйдет из дома? Эх, Прайос (1), за что ты меня наказываешь?»
Не успел лавочник закончить перемывать косточки наследнику, как заскрипела входная дверь и на пороге возникла фигура непутевого отпрыска. Увидев отца, пацаненок не попятился назад во двор, как поступил бы всякий другой ребенок на его месте, а попытался прорваться. Не тут-то было.
— А ну, постой-ка, — ловко ухватив сына за одежду, Рупрехт развернул его к себе.
Сын задрав голову, бесстрашно встретил с ним взором, гордо продемонстрировав все полученные в недавней драке награды: фингал, украсивший правый глаз, вспухшую скулу и разбитые губы.
— Зубы хоть целы? — неожиданно для себя спросил Рупрехт, подавив тяжелый вздох.
Эймур удивленно моргнул. Он ждал нагоняя за то, что подрался, а вместо этого прочел беспокойство в глазах отца, увидел его усталость и безысходность. Эмоционально еще не отойдя после драки, мальчик был готов, если понадобится, дать отпор хоть самому Безымянному (2). По дороге он заготовил пылкую речь о своем праве драться с кем захочет и когда захочет, но от вопроса отца она мгновенно улетучилась у него из головы и сейчас он не знал, как ему поступить и что ответить. Всю пылкость и задиристость как рукой сняло.
— Целы, — выдавил он из себя после секундной борьбы. — Но Ташшману тоже досталось. Я его хорошо разукрасил. Ты бы его видел, — с радостным удовлетворением добавил Эймур, не проявляя никаких признаков раскаяния.
— Ты подрался с сыном Ташшмана? — Рупрехт почувствовал слабость в ногах, но поборол ее. Нельзя показывать свою немощность и страх перед сыном. Ташшман старший — староста и ссорится с ним себе дороже. Если он придет в ярость из-за сегодняшней драки, придется им опять переезжать.
— И как давно ты с ним дерешься?
Второй вопрос Рупрехт задал по наитию, почти наугад, жестоко проклиная себя за то, что не догадался поинтересоваться у сына, как складываются у него дела на новом месте. В прежней деревне к ним относились прекрасно. Никто не обижал Эймура. Даже гномы, догадывавшиеся об его истинном происхождении, не позволяли себе никаких оскорбительных намеков или действий, за что Рупрехт был им очень благодарен. Неужели Ташшманы каким-то образом прознали о том, что Эймур наполовину гном? Отношение к полукровкам никогда не бывает благожелательным, а уж в их случае правда и подавно ничего хорошего не сулила. Странное поведение сына получило объяснение. Ему приходилось постоянно драться, отстаивая право быть самим собой.
— Он дразнит меня низкорослым выродком.
— И?
— Мерзким коротышкой! — насупился Эймур, явно обиженный, что отец не отреагировал как должно.
— Всего-то, — вырвалось у Рупрехта, когда он понял, что Ташшманы не знают его секрета.
Эймур покраснел от слов отца и метнулся в сторону своей комнаты, в намерении укрыться в ней, раздосадованный и возмущенный тем, что поддержка отца оказалась обманом.
Но Рупрехт был начеку. Он снова перехватил сына на полдороге и прижал к себе. Тот не стал вырываться, а охотно уткнулся в отца носом.
— Пойми, сынок, — после минутного молчания произнес Рупрехт, — тебе не следует связываться с Ташшманом. Он того не стоит. Как бы обидно тебя не обзывали сейчас или в будущем, драться из-за каждого неприятного слова в свой адрес или косого взгляда нельзя.
— Почему? Я должен уметь постоять за себя. Ты сам говорил, что если позволить дурной молве себя опорочить, то потом ее никакой силой не развеять.
— Вот именно. Ты неправильно понял мои слова. Запомни: силой ничего не исправить, ничего не решить. Сила для слабых.
— Как это? — Эймур резко отпрянув от отца, запрокинул голову и с недоумением посмотрел на него. — У слабых нет силы, поэтому их все и лупят.
— Слабые признают лишь силу, потому что ее не имеют. Сильный человек знает истинную цену силы и знает, что истинная сила заключается не в победе любой ценой, а в умении отступить, когда это необходимо. Каким бы ты ни был сильным.
— Я сильный, — сказал Эймур.
— Ты очень сильный, сынок и я не сомневаюсь, что ты сумеешь правильно распорядиться своей силой.
— То есть отступить и больше не драться с Ташшманом? — с унынием в голосе спросил Эймур.
— Верно.
— Ладно, если это означает проявить силу, то обещаю больше не драться, — скрепя сердце выдавил из себя мальчик.
Но когда отец, обрадованный тем, что конфликт благополучно решен, повернулся к нему спиной, прошептал:
— Я и без драки найду, как ему отомстить.
Сноски
- Один из главных богов Авентурии
- Аналог Дьявола в Авентурии