Многие в деревне сочувствовали Рупрехту Герлингу. Нелегко в одночасье лишиться любимой жены и желанной, но так и неродившейся дочери, и остаться с малолетним сыном на руках. Нелегко одному растить ребенка. Но жениться во второй раз Рупрехт отказывался. Напрасно свахи обивали порог его дома. Никто не понимал почему лавочник предпочел остаться вдовцом. Хранить верность покойной супруге — поступок достойный уважения, но надо же и о себе с сыном подумать. Без женской руки в доме не обойтись: кто-то же должен белье постирать, еду приготовить, за ребенком присмотреть.
Женскую половину деревни восхищала верность Герлинга. Мужчины пожимали плечами, полагая, что лавочник после смерти жены так и не пришел в себя. Но и те другие жалели его и сходились во мнении, что Герлинг — хороший человек и заслуживает лучшей доли.
Никто из них не догадывался, что Рупрехт в их жалости не нуждался. Никто из них не поверил бы в то, что Герлинг нисколько не страдает из-за постигшего его несчастья, и более того, давно смирился с ним.
Поведай он им, что жена каждую ночь во снах как наяву является ему, и они проводят время за разговорами, то они бы решили, что он и впрямь спятил. Не понять им того каким утешением было для него помнить жену не с восковым лицом и запавшими глазами, обведенными тенями смерти, а молодой, смеющейся, в венке из полевых цветов. Какой он впервые увидел её на ярмарке в Фердоке. Во снах она входила в дом, и дом преображался, как при восходе солнца преображается земля. Она расспрашивала о сыне, о том, как прошел у них день, помогала по хозяйству, готовила еду и всегда целовала на прощанье. А на утро он просыпался один в постели с платком, зажатым в руке. Платком, сохранившим ее запах.
Эймур про мать редко когда вспоминал. Он плохо помнил ее и привык к тому, что у него нет матери, что она куда-то ушла, оставив его с отцом. Но как-то раз по возвращению с похорон соседа он вдруг задал вопрос безмерно поразивший Рупрехта: «Папа, а ты тоже скоро умрешь?».
Герлинг не знал, что ответить сыну. «Я не умру?». Но это неправда. Все люди рано или поздно умирают. В свой отмерянный срок. «Умру, но не знаю, когда точно это произойдет?», тянет не на полноценный ответ, а на отговорку, да и трудно сказать такое семилетнему сыну, в чьих глазах затаился страх, словно он уже видит себя одним-одинешеньким на свете.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Ты сказал, что дядя Стефан умер потому, что был старым, а старые люди седые.
Дернул же Безымянный его за язык ляпнуть такое, посетовал мысленно Рупрехт. «Пора смириться с тем, что Эймур подрос и у него цепкая память».
— У тебя седые волосы, папа, — чуть слышно, одними губами произнес Эймур. Но отчаяние его в тот момент было безмерным.
Рупрехт растерялся и решил утешить сына благой ложью. И без того Эймуру в жизни придется несладко. Он переживет всех кого знает, всех своих сверстников. Но сейчас ему незачем знать о том, сколько потерь еще ждет его впереди.
— Не волнуйся, сынок, я долго проживу.
Перехватив недоверчивый взгляд сына, понял, что совершает ошибку. Пусть Эймуру всего семь лет, но он не дурак и нуждается не в утешении, а в честном ответе.
— Все дети рано или поздно переживают своих родителей.
— Но я не хочу, чтобы ты умирал. Не хочу, чтобы ты ушел как мама. Она бросила нас. А ты собираешься бросить меня!
Предательские слезы побежали по лицу ребенка. Он молча боролся с ними, яростно вытирая рукавом рубахи, но они упорно продолжал сбегать по его пухлым щекам.
— Она ушла, потому что пришел ее срок. И нам ничего не остается, как смириться с ее уходом. В жизни приходится мириться со многими вещами, которые мы не в силах изменить. Это и означает быть человеком.
— Но я не хочу мириться! Не хочу остаться один!
Рупрехт не стал брать сына на руки. Он присел перед ним на корточки и как в знак обещания, легонько сжал его правую ладошку.
— Ты не останешься один, поверь мне. Вокруг тебя всегда будут люди, которые будут тебе дороги, и которым будешь дорог ты.
— Всегда?
— Всегда, Эймур.